Трепет черных крыльев (сборник)

© Корсакова Т., 2017

© Литвинов С.В., Литвинова А.В., 2017

© Яковлева Ю., 2017

© Крамер М., 2017

© Введенский В., 2017

© Неволина Е., 2017

© Чиж А., 2017

© Молчанова И., 2017

© Любенко И., 2017

© Алейникова Ю., 2017

© Набокова Ю., 2017

© Погонин И., 2017

© Нури А., 2017

© Добров А., 2017

© Гадоль А., 2017

© Юрьева В., 2017

© ООО «Издательство «Э», 2017

Татьяна Корсакова. Время сказок

Походы к психотерапевту больше не помогали. Наоборот, Алисе начало казаться, что после того, как она вставала с удобной, обтянутой дорогой кожей кушетки и выходила из врачебного кабинета, становилось только хуже.

И таблетки тоже не помогали. То есть помогали поначалу, первые пару месяцев. У Алисы даже получалось заснуть и проснуться без кошмаров. Или кошмары эти были такими глубокими и запрятанными так далеко в глубинах подсознания, что просто не успевали за ночь выбраться наружу? Она давно приучила себя спать мало, урывками, а просыпаться при первом же тревожном звоночке. Вскидывалась в холодном поту, с трепыхающимся в горле сердцем, с придушенным еще во сне криком. Она научилась выживать.

Мастерство свое она отточила до филигранной точности и в дебрях снов ориентировалась едва ли не лучше, чем в реальном мире. Впрочем, в реальном мире выживать она тоже научилась. Кто бы поверил, что вчерашняя детдомовская девчонка – бестолочь, трава придорожная! – не останется при дороге, пыльная и притоптанная чужими равнодушными башмаками, а рванет вверх, к солнцу и лучшей жизни!

А она рванула! Буром перла к своей цели, стиснув зубы, сжав кулаки, орудуя локтями, если те, что были впереди, не желали расступаться. И не потому, что детдомовская и наглая без меры, а потому, что нечего ей было больше бояться. Не было в ее жизни ничего такого, что могло бы остановить, затянуть назад, в прошлое.

Как выживала, как боролась за положенную по закону однушку, как обивала пороги высоких кабинетов, Алиса почти сразу же забыла. Зачем помнить такие мелочи? Зато она запомнила, как въезжала в свою собственную квартиру. Помнила голые стены, немытые окна, застоявшийся воздух и гулкое эхо под потолком. Первым делом она распахнула окна, впустила внутрь ветер. В качестве подарка на новоселье ветер принес ей рыжий кленовый лист, галантно положил на подоконник, рядом со старинной книгой, еще одним подарком, с которым и хотелось, и не было сил расстаться.

Вторым делом Алиса сварила себе кофе, настоящий, молотый, непростительно дорогой и невероятно вкусный, купленный на последние деньги специально к новоселью. Это был ритуал, сродни шаманскому. Он наполнил квартиру удивительным ароматом, приручил ее окончательно и бесповоротно. А еще он призвал Макса.

Дверь открылась без стука, почти беззвучно, и Алиса замерла, сжала в руке чайную ложку. Ложка могла стать оружием, если ударить в правильное место и с правильной силой. Уж она постарается, коль проявила такую непростительную безалаберность и не заперлась на ключ!

Угроза была нестрашной. Не угроза даже, а так… недоразумение. Высокое, худое, патлатое, в драных джинсах и вытянутой майке.

– Привет! – сказало недоразумение и потянуло носом. – Вкусно пахнет. Угостишь соседа кофе? Кстати, я Макс.

Сосед, значит. Можно было догадаться. Вот хотя бы по тапкам.

– Нет, кстати Макс, не угощу. – Ей не нужно было быть милой и вежливой с незнакомцами. И кофе ей было жалко.

Другой бы ушел, а этот все равно остался, взъерошил и без того лохматые волосы, сказал:

– Я вижу, у тебя тут все по-спартански. – Отвечать Алиса не стала, но ложку отложила. – Мебели, смотрю, нет, и не предвидится.

Откуда он знал про мебель, которой не предвидится? Стало обидно, самую малость. Будет у нее мебель, дайте срок!

– Предлагаю бартер. – Волосы ерошить он перестал, зато почесал тощее пузо. Ужас!

Про бартер стоило выслушать, здравый смысл и деловая жилка выручали Алису не раз.

– Ну? – сказала она и скрестила руки на груди, чтобы тоже ненароком что-нибудь не почесать.

– Ты угощаешь меня своим замечательным кофе, а даю тебе во временное пользование свой не менее замечательный спальник. Да ты не кривись, ты подумай. Спальник отличный, немецкий, прошел со мной огонь и воду.

– Вот это и пугает, что огонь и воду. – Но, если рассуждать трезво, сделка была хорошая. Даже очень! Если спальник окажется грязным, его можно будет попытаться отстирать. Всяко лучше, чем спать на полу. – Сначала покажи! – сказала она.

– Un momento! – Сосед Макс усмехнулся и скрылся за дверью, чтобы через пару минут явиться с внушительного вида свертком. – Демонстрирую!

Сверток в мгновение ока трансформировался в спальник, с виду вполне себе чистый, возможно, даже отмывать не придется. А сосед Макс уже улегся сверху, забросил руки за голову, посмотрел на Алису снизу вверх.

– Берешь?

– Не валяйся на моем спальнике!

– Значит, договорились! – Он встал, шагнул к Алисе, протянул руку. – По рукам?

– По рукам. – Алиса не любила прикосновений, но его ладонь оказалась широкой и горячей – уютной.

– Я тут взял на себя смелость… – Из заднего кармана джинсов он достал шоколадку. Шоколад Алиса любила так же сильно, как и кофе.

Соседа Макса она тоже полюбила. Не сразу и не с бухты-барахты. Им обоим понадобилось время. Ему – меньше, ей – больше. Многим больше. Доверять людям Алиса разучилась еще в одиннадцать, и сейчас приходилось учиться заново.

Макс был айтишником. На момент их первой встречи – молодым, но подающим надежды, а на момент их первой совместно проведенной ночи уже матерым и востребованным. Он мог позволить себе приличную квартиру в центре, но продолжал жить в однушке в спальном районе. Алиса не сразу поняла, что это из-за нее. А когда поняла, все равно не поверила. О ней никогда никто не заботился. То есть заботились, конечно, но формально, для галочки. Был лишь один человек, но вспоминать о нем было так больно и так стыдно, что Алиса заставила себя забыть. Почти забыть…

Ее собственная карьера тоже шла в гору. Она еще училась на журфаке, но уже писала статьи для крупнейших журналов страны. Так уж вышло. То ли повезло, то ли перо ее оказалось правильной остроты, а поднимаемые темы интересными для широкой общественности. Как бы то ни было, но общественность и начальство к Алисе благоволили, перспективы вырисовывались радужные. А Макс все чаще и чаще стал поговаривать о том, что старость уже не за горами и пора бы начинать вить гнездо или устраивать берлогу. Это уж как Алисе больше понравится.

Ей нравилось и гнездо, и берлога. И перспектива состариться рядом с Максом ей тоже нравилась, но что-то останавливало ее от самого последнего, самого решительного шага. Наверное, страх перед счастьем. Или страх это счастье потерять, если изменить в своей жизни хоть что-то. К примеру, сменить однушку на комфортабельное «гнездо» или не менее комфортабельную «берлогу». Она бы, наверное, рано или поздно решилась, если бы не сны…

…Кричать мешало что-то колючее и пыльное. Да что там кричать – даже дышать выходило через раз. А освободиться от этого колючего и пыльного никак не получалось из-за связанных за спиной рук. Алиса пробовала, но лишь стерла кожу на запястьях в кровь.

Как это с ней случилось, она не знала. Не помнила толком ничего. Помнила лишь, что сбежала с территории, пролезла в дыру в заборе и очутилась на воле. Волю она любила так же сильно, как шоколадные конфеты. А может быть, даже еще сильнее. Оттого, наверное, и сбегала. Убегала недалеко и ненадолго, потому что в свои неполные двенадцать уже отчетливо понимала, что одной на воле ей не выжить, надо немножко подрасти, немножко потерпеть.

Этот детский дом был уже третьим в ее жизни. Третьим и самым мрачным, самым неуютным. Не оттого ли, что был он организован для детей с особенностями?